Оксфорд и Кембридж. Непреходящая история  - Петер Загер

Биографии и труды кембриджских авторов полны жалоб на alma mater. Они жалуются на донов: «…масса свободного времени и скудное чтение» (сэр Фрэнсис Бэкон), жалуются на неорганизованные груды фактов и «отвратительно плоский ландшафт» (Теннисон) и на «безмолвное уродство Кембриджа» (Кольридж). «Как плохо это место подходит для сыновей Феба!» – написал Джон Мильтон в одном пентаметре, таком же совершенном, как любой из тех, которые он изучал в Кембридже. Больше всего ругательств в кампусе собирают выжившие из ума доны и гадкий климат. «Кембридж – настоящий дворец ветров», – писал Кольридж, в чьих комнатах в Джизус-колледже было настолько сыро, что он в первом же триместре в 1791 году слег с ревматизмом и был вынужден принимать опиум. Его предшественники, Джордж Герберт и Лоренс Стерн, умерли от чахотки, которую заработали предположительно в годы учебы. И тот факт, что эта «волшебная гора» посреди болот, университет Ньютона и Мекка ученых-естествоиспытателей, вообще произвела столько поэтов, больше похоже на чудо.

Хотя Кембридж пронизан литературными связями в большей степени, чем какое-либо другое место в Англии, кроме Лондона, лишь немногие литераторы готовы были надолго связать себя с ним. Большинство из них были «юными перелетными птицами, которые хватали на лету впечатления, знания и дружбу, воротили нос от систем и догм и улетали дальше» – резюмировал Грэм Чейни в своей «Литературной истории Кембриджа».

Университет всегда был пересадочной станцией, для многих локомотив, для некоторых – мостом к славе. Cambridge, Fame-bridge («Кембридж – мост к славе») – рифмовал Фредерик Рафаэль, подтвердивший игру слов собственной карьерой, в том числе и своим соавторством в сценарии к фильму Стенли Кубрика «С широко закрытыми глазами» 1999 года.

Поэты, которые задерживались в Кембридже, были скорее замкнуты на себе и не слишком плодовиты в литературном смысле – эксцентричные отшельники при колледжах вроде Томаса Грея и А. Э. Хаусмана, а в конце жизни и Э. М. Форстера, так не внявшего собственному предостережению о том, что «Кембридж – не то место, где следует жить писателю».

Первыми литературными паломниками еще до появления туристов в городе колледжей были литераторы. Студентом Теннисон посещал места, которые напоминали ему о Байроне, Вордсворте и других великих предшественниках. Сам Вордсворт в автобиографической поэме «Прелюдия» признавался, как пировал со своими товарищами в комнатах Мильтона в Крайстс-колледже и пил «в память о тебе», пока не напился как никогда, в первый и последний раз в жизни. В той же III книге «Прелюдии» представитель раннего романтизма описывает вылазку в Трампингтон, место действия «Кентерберийских рассказов» Джеффри Чосера.

В этой деревушке к югу от Кембриджа, как рассказывает чосеровский герой, у «грубого Симкина» («со всеми груб, надменен и сварлив») была мельница на Кеме. Симкина, вороватого и заносчивого, провели два умных школяра-юриста, Алан и Джон, когда он попытался их надуть. Они приехали из колледжа, чтобы помолоть у него зерно. В конце концов мельник остался «обманутым обманщиком», а оба школяра порезвились с его женой и дочерью. Так Чосер выводит на мировую литературную сцену кембриджских школяров, и этот дебют оказался весьма убедительным.

Лишь специалисты сегодня читают Toxophilus (1545) Роджера Эшема, диалог двух кембриджских школяров об искусстве стрельбы из лука. При этом имя автора, став нарицательным, ныне обозначает acsham (шкаф для хранения лука и стрел). Гуманист Роджер Эшем, наставник королевы Елизаветы I и ее министр иностранных дел, учился в Сент-Джонс-колледже, там же, где и сэр Томас Уайетт, который как переводчик Петрарки ввел в Англии стихотворную форму сонета, а как любовник Анны Болейн рисковал на дипломатической службе у короля Генриха VIII гораздо больше, чем будущим всех своих сонетов. «Мать моя, Кембридж!» – говорил о своей alma mater Эдмунд Спенсер в четвертой книге Faerie Qweene (1590–1596). В этом стихотворном эпосе о королеве фей Глориане и ее идеальном королевстве Елизавета I милостиво узнала себя и назначила автору пожизненную пенсию – сказочный успех для поэта, начинавшего бедным стипендиатом в Пемброк-холле.

Все это, так или иначе, затерялось в истории литературы. Но и в наши дни еще читают или ставят произведения Кристофера Марлоу, чей конец был столь же кровавым, как и конец многих его героев – удар кинжалом в глаз 30 мая 1593 года. Этому серьезнейшему сопернику Шекспира тогда было всего двадцать девять лет. В Корпус-Кристи-колледже Марлоу изучал теологию и стал вольнодумцем, «университетским остроумцем», не вписывавшимся ни в какие ренессансные рамки. Еще в Кембридже он написал первую пьесу, трагедию «Дидона, царица Карфагенская», и начал «Тамерлана Великого» – драму о сверхчеловеке, написанную белым стихом, полную риторических фигур и роскошных образов, патетическую, огромную – первый его триумф на лондонской сцене. Марлоу вел сумасшедшую и блестящую двойную жизнь поэта и шпиона. Его почитала публика, поддерживал королевский совет, а в Кембридже с ним не расстаются и по сей день. Если вы захотите увидеть настоящий студенческий театр, сходите на представления Общества Марлоу в Театре искусств. Первый спектакль был поставлен в 1907 году Рупертом Бруком: это «Доктор Фауст» Марлоу.

Далека ли от нас поэзия xvii века? Вовсе нет, если вспомнить о Роберте Геррике, вместившем в шесть строф стихотворения «О платье, в котором явилась Джулия» всю изысканность лирического искусства соблазнения: «Вдыхая аромат ее шагов, / Я онемел, я умереть готов – / Весь в благорастворении шелков. / Я различаю сквозь туман в глазах / Волненье складок, дивных линий взмах, / Тону, тону в трепещущих волнах!»[79] Геррик был сельским пастором в Девоне; он держал при себе дрессированную свинью, которая умела пить из пивной кружки, и развлекал свою паству стихами о родном крае и его девушках – элегический певец пасторального счастья, который помимо благочестивой жизни знал цену «веселью и вере в хорошие стихи», как сказано в одном из его стихотворений.

Роберт Геррик принадлежит к удивительной плеяде английских лириков xvii века, вышедших из Кембриджа, первым из которых был Джон Мильтон. Но стоит познакомиться и с другими. Например, Джордж Герберт: выпускник Тринити-колледжа, оратор, «сокровище университета», как называл его Яков I. Член парламента, он не сделал в Лондоне карьеры, а прожил короткую жизнь приходским священником в Уилтшире, где и скончался в возрасте сорока лет. Только после смерти в 1633 году вышел единственный сборник его стихов «Храм», культовая книга благочестивого движения пуритан в годы гражданской войны и Реставрации. Многие духовные гимны Герберта исполняются до сих пор. За то, что эти стихи были опубликованы, следует благодарить Николаса Феррара, его друга по кембриджскому университету.

Феррар тоже отказался от карьеры и в уединенном месте на северо-западе графства основал религиозный анклав, коммуну Литтл-Гиддинг. Соединив ремесло и медитацию, common sense и common prayer (здравый смысл и литургию), это мирское сообщество (кстати, возвращенное к жизни) представило специфику английской духовности: отталкиваясь от физического труда, искать мистический опыт.